Легендарная балерина Кировского театра (как именовали Мариинский в годы блокады Ленинграда) Наталия Михайловна Дудинская (1912–2003) с первых дней своего появление на сцене привлекла пристальное внимание прессы и заслужила любовь и преданность большого числа ярых балетоманов. В тяжелые военные годы для многих почитателей таланта виртуозной танцовщицы спектакли с ее участием были единственной радостью. Поклонники с нетерпением ждали выступлений Дудинской, они дрались у киосков, чтобы купить ее фотокарточку, собирали деньги на приобретение вскладчину букета цветов, долгие часы ожидали у служебного входа, желая проводить балерину до трамвая [6]. Не многим счастливцам удавалось заполучить номер ее домашнего телефона и периодически звонить, справляться о ее здоровье, узнавать последние новости.

В ряду поклонников таланта Дудинской был выдающийся балетный дирижер Юрий Всеволодович Гамалей (1921–2015), который в годы знакомства с танцовщицей был еще ребенком. В юности он уже назовет Дудинскую любимой балериной, еще задолго до того, как поступит в Консерваторию, затем встанет за пульт Кировского театра и получит трогательное посвящение, в котором prima assoluta отметит, как любила когда-то танцевать «под палочку» талантливого дирижера [2].

Ю.В. Гамалей потомственный музыкант, с раннего детства не только посещал театр, но и имел возможность выступать на ведущей сцене города в составе детского хора. За несколько лет он хорошо освоил текущий репертуар, особенно балетный, ориентировался в исполнителях и достаточно хорошо мог оценить дарование каждого танцовщика. Кроме того, ему удалось собрать вокруг себя таких же страстных театралов, почитателей творчества Н.М. Дудинской. В 1940 году его призвали на службу в армию, и в составе симфоджаз-оркестра он был командирован в Выборг. Лишенный возможности посещать театр и смотреть спектакли Гамалей просит родных и знакомых писать ему как можно подробнее о том, что и как танцует Талочка (широко распространенное ласковое имя Дудинской).

Неопубликованная переписка Гамалея с разными лицами, в том числе и с самой Дудинской раскрывает ряд малоизвестных фактов из истории балетного театра блокадного Ленинграда, а также страницы творческой биографии самой танцовщицы. Наиболее ярким примером любви публики к балерине может служить сложный период в судьбе Дудинской, связанный с травмой ноги.

Авторы писем – завсегдатаи галерки, молодые юноши и девушки, преимущественно студенты музыкального училища, первокурсники Консерватории. Они многие годы регулярно посещают театр и имеют счастливую возможность общаться с балериной, которая к 1939 году знает их по именам и порой приглашает в гости. Потому письма на фронт содержат ценные сведения, отличные от официальных публикаций тех лет. Адресаты делятся впечатлениями от каждого спектакля, мелко испещряя дефицитные листы. По мере появления отзывов в прессе вырезки с упоминаниями Дудинской обязательно прикладывают к посланиям. Полевая почта красноармейца Гамалея содержит преимущественно хроники балетной жизни блокадного Ленинграда.

Отметим, что в те годы спектакли в театре начинались в 8.30 вечера, а Дудинская после представлений выходила практически последней. Потому дожидались ее только самые преданные поклонники, которые с раннего утра ходили на занятия, днем тяжело работали, но вечером находили в себе силы, чтобы посетить Кировский балет. Тяготы, невзгоды и лишения тех лет, лишь вскользь упоминаются в переписке, основная тема – искусство. Адресаты, не сговариваясь, называют «истинным счастьем» два обстоятельства: возвращение домой, который цел и его обитатели живы, и спектакли с участием Дудинской.

В 1939–1940-х годах балерина получила травму, результатом которой стало продолжительное болезненное восстановление. Репертуар постоянно менялся, ее партии танцевали другие, поклонники сопереживали ей, выражая в письмах озабоченность ее здоровьем, негодовали, когда самые лучшие роли отдавали «конкуренткам». В те годы на сцене блистали Г. Уланова, Ф. Балабина, О. Иордан, Т. Вечеслова, именно среди них распределялись партии Дудинской, когда та была «на бюллетене».

В личной переписке Дудинской и Гамалея, балерина называла его исключительно «милый Юра», обязательно спрашивала о личных делах и делилась некоторыми своими проблемами. Также подчеркивала, что «мучается ногой» и о том, что лелеет надежду «10 мая начать заниматься». Танцовщица сетовала, что «20 апреля должна была танцевать “Дон Кихот”, но заболела и до сих пор еще не начала работать» [3, л. 2]. Стоит отметить, что Дудинская гостеприимно принимала у себя самых верных поклонников, в их числе был и Гамалей, которого в том же письме танцовщица приглашала к себе, как только ему удастся получить увольнение в Ленинград. В послании, подписанном одной из преданных поклонниц балерины «Наталья Николаевна» [7, л. 1], говорится, что упомянутый «Дон Кихот» в действительности значится в репертуаре, но танцевать его будет Г. Уланова, подчеркивая, что у Дудинской «нога не совсем прошла, настроение у нее совсем неважное» и репертуар теперь полностью зависит «от состояния ее здоровья» [7, л. 1].

Представления часто переносили, меняли состав ведущих исполнителей. Согласно переписке, так продолжалось вплоть до зимы 1940 года. Друг Ю. Гамалея, который поставил в завершении письма лишь инициалы «И. П.» [5, л. 3], подробно описывает, как в театре негодуют зрители, которым теперь заранее не сообщают о замене главных солистов. Причина в том, что многие поклонники Дудинской видя, что ведущие партии отданы, например, Улановой или Балабиной, сдавали или перепродавали свои билеты, которые доставались им крайне тяжело и стоили дорого. Автор письма подчеркивает: «В программе предполагалось участие Н[аталии] М[ихайловны] и Чабукиани. Накануне по радио в 11.15 вечера были объявлены: Вечеслова и Шавров в “Карнавале” и Балабина и Сергеев в “Жизели”. Это вызвало явное недоразумение <…> и, явилось полнейшей неожиданностью для всех. Вот это обстоятельство усиленно обсуждалось в кулуарах, в вестибюлях и фойе» [5, л. 3]. В другом письме ранее упомянутой Натальи Николаевны говорится также, что «Нат[алию] Мих[айловну] до сего времени беспокоит ее нога <…>. Должны были дать “Дон Кихот”, но отменили, будет “Лебединое” с кем неизвестно» [7, л. 2]. В послании другой знакомой Гамалея – Л.А. Сарычевой отмечено, что они навестили Талочку дома, и она пожаловалась: «Мне так грустно <…>. Все танцуют, а я должна лежать, да еще “Жизель” завтра нельзя танцевать» [6, л. 2] (в спектакле действительно произошла замена и ведущую партию исполнила Балабина). В продолжение письма Л.А. Сарычева вспоминает о том, как Дудинская их принимала, как слушали радио и наслаждались звучанием ее любимого «Итальянского каприччио», и что они пробыли до тех пор, пока к ней не пришел доктор [6, л. 3].

В переписке Дудинской с Гамалеем балерина предстает очень чутким и внимательным человеком, которая не акцентирует внимание на своей персоне. Ее поклонники оживленно адресуют друг другу послания, в которых делятся впечатлениями о исполнении, всегда отдавая ей лидирующее положение в ряду других танцовщиц. Многие годы спустя Ю.В. Гамалей в своих воспоминаниях расскажет о юношеской увлеченности театром и Дудинской. Но природная скромность не даст ему описать тот факт, что еще задолго до того, когда он определится с выбором профессии, возглавит оркестр Кировского театра, он уже будет состоять в переписке и бывать дома у известной танцовщицы. В своих воспоминаниях балетный дирижер с полувековым стажем отметит у Дудинской виртуозность, техническую силу, скорость вращений и, конечно же, удивительную музыкальность. Исполнение ею ведущей партии в балете «Лебединое озеро» в 1930-х годах сделает ее «любимой балериной», а спектакль «одним из наиболее посещаемых» [1, с. 82].

Это лишь малая часть неопубликованной переписки балетоманов блокадного Ленинграда, страстных почитателей таланта Н.М. Дудинской, которые отправляли на фронт подробные отчеты о спектаклях, отражая все нюансы сценической и личной жизни своего кумира. Ее искусство спасало авторов этих посланий от суровой реальности, в которой им приходилось выживать.